Марк и Делия Оуенз, выпускники биологического факультета университета штага Джорджия, с самонадеянностью новичков считали, что до сих пор все «львиные авторитеты» шли неправильным путем, — лишь наблюдали за хищниками, да и то преимущественно издали. А нужно войти в львиный прайд, стать в нем своим, чтобы до конца разгадать повадки зверей. Этим они и решили заняться, а для чистоты опыта выбрали такую точку, где львы «наименее испорчены цивилизацией».

«С добрым утром!»

«... От долгого лежания на твердой земле у меня затекла вся левая сторона тела. Пришлось перевернуться. Но сколько я ни ерзал среди пучков жесткой травы и камней, ложе не становилось мягче. Только жаловаться было не на кого. Накануне вечером перед заходом солнца мы отправились колесить по долине, стараясь держаться так, чтобы слышать ворчание вышедшего на охоту прайда. Часов около трех утра раздался громкий рев, затем все стихло. Оказаться незваными гостями и нарушать царскую трапезу не хотелось. Поэтому мы не стали искать прайд — все равно он никуда не денется, — а вытащили спальные мешки и улеглись перед радиатором нашего «лендровера» (как будто кто-то мог угнать его здесь, посреди пустыни).

Чья-то сытая отрыжка нарушила мой легкий предутренний сон. Я приподнял голову и тут же невольно затаил дыхание. Футах в пяти по прямой от моих пяток стояла огромная львица, весом никак не меньше 300 фунтов. Черная кисточка у нее на хвосте беспокойно мела песок. От растерянности я вцепился в пучок травы и ждал, что будет дальше. Делию раньше времени я решил не волновать. В конце концов, что особенного, если львица нанесла нам утренний визит.

Не знаю, как восприняла мое поведение гостья, но она сделала еще шаг, не сводя с меня янтарных глаз, причем я видел даже капельки росы, блестевшие у нее на усах. Пожалуй, настала пора дать и жене возможность полюбоваться необычной картиной. «Делия!» — тихонько позвал я, и ее голова сразу же вынырнула из-под клапана спального мешка. Говорить о том, что нас почтили своим долгожданным присутствием львы, не было необходимости, потому что глаза у жены стали такими же круглыми, как у львицы. Не обращая больше на нас внимания, гостья царственно проследовала рядом с нашими спальными мешками и улеглась в трех ярдах под кустом.

Тут жена осторожно потянула меня за правую руку. Я повернул голову и едва не закричал от радости.

Футах в четырех лежала вторая львица, чуть в сторонке третья, за ней четвертая. Словом, вокруг нас собрался весь Голубой прайд, поскольку из-за «лендровера» доносился могучий храп остальных пяти его членов. Что ж, мы могли гордиться: прайд считает нас своими!»

Картину, нарисованную Марком Оуензом, можно бы назвать идиллической, если бы их соседями по спальне посреди пустыни Калахари не были могучие хищники. Причем возникла столь необычная дружба далеко не сразу.

Первый шаг к ней супруги-зоологи сделали, когда после университета Марк пошел работать забойщиком в каменоломню, а Делия стала за прилавок универсама. Задуманная экспедиция требовала средств, а у молодоженов не было ни гроша. И только через два года они взяли билеты в один конец в ботсванскую столицу Габороне, везя с собой два рюкзака с одеждой, бинокль, фотоаппарат да немного денег.

В Ботсване по совету старика почтмейстера, некогда промышлявшего охотой на львов, они выбрали для предстоящих исследований Центральную Калахари. «Там водится множество копытных, значит, хватит и львов», — заверил он. Четыре дня, без дорог и карты, полагаясь лишь на компас и спидометр, Оуензы пробирались по песчаным холмам на старом «лендровере». И действительно, предсказание почтмейстера сбылось. Утром на пятый день, перевалив через гряду холмов, путешественники увидели перед собой огромную долину, в которой стоял пыльный туман, поднятый тысячами зебр и антилоп.

Сами себе хозяева

Самое точное географическое определение места, где оказались зоологи, звучало приблизительно так: где-то посреди территории в 32 тысячи квадратных миль в трех днях пути от последнего форпоста цивилизации — крошечной деревеньки Маун на реке Ботети, где они пополнили запасы продуктов и искупались в коричневой, как кофе, воде. Правда, это место имело свое название — Долина призраков. Некогда она была руслом реки, а теперь представляла собой просто обширную впадину, поросшую травой, в которой паслись стада копытных. Оставалось лишь найти хищников, нападающих на травоядных, и заняться их изучением.

В том, где разбивать лагерь, сомнений не было — поближе к водопою. Однако первый же опыт, когда Марк три часа спасался в наглухо закрытой машине от разъяренной львицы, заставил зоологов пересмотреть свой выбор. У здешних обитателей имелись собственные владения, законы и привычки, которые следовало уважать. Поэтому супруги решили не разбивать пока постоянного лагеря, а следовать за каким-нибудь львиным прайдом и потом уже поселиться возле границ его владений. Будучи соседями, они рано или поздно познакомятся...

На временных биваках Марк и Делия решили вести наблюдение круглосуточно и для этого установили двухчасовые смены. Первому после ужина выпало дежурить Марку. Едва догорели угли костра, как возле палатки возник приземистый силуэт. Сначала зоолог подумал, что это пожаловал львенок, и стал прикидывать, как бы подбросить гостю какое-нибудь лакомство, не спугнув его. Однако замашки визитера мало походили на львиные. Он громко гремел кухонной посудой, видимо, вылизывая остатки ужина, а потом Марк услышал, как его зубы скребут по кофейнику.

Он включил фонарь и не удержался от проклятья. В нескольких ярдах стоял шакал и преспокойно примеривался, как отгрызть носик у кофейника. Зачем это ему понадобилось, неизвестно. Если же учесть, что Оуензов заверили, будто бы шакалы панически боятся людей и улепетывают при одном их появлении, такое поведение было явным оскорблением. В гневе Марк обрушил на нахала целую тираду из лексикона рабочих каменоломен. Это произвело должный эффект. Шакал оставил кофейник в покое, внимательно выслушал все мыслимые и немыслимые ругательства, а потом с хитрой улыбкой взглянул на зоолога, словно говоря: «А ты мне нравишься. Мы с тобой поладим».

Что он имел в виду, вскоре стало ясно. Когда Делия заступила на дежурство, а ее супруг задремал, положив под голову вместо подушки свернутую рубашку, кто-то рывком выдернул ее. Марк вскочил и стал шарить лучом фонарика вокруг. Так и есть. Футах в тридцати он обнаружил шакала, неспешно тащившего бедную рубашку по колючкам, так что было слышно, как трещит материя. Марк сунулся за туфлями, чтобы догнать и проучить воришку, — они исчезли.

Но, как говорят, нет худа без добра. Им преподали наглядный урок, что даже в таком пустынном месте нельзя размагничиваться, если они не хотят лишиться чего-либо более ценного. Поэтому остаток ночи и утро Марк посвятил устройству платформы — «сейфа» из колючих ветвей на верхушках трех росших рядом акаций. Теперь, по крайней мере, за пожитки можно было не беспокоиться. «Какой-никакой, но временный лагерь у нас есть» — так оценила Делия строительные успехи супруга, не подозревая, что в течение семи лет это место будет их домом. Возможно, не слишком комфортабельным, ибо каждая капля воды была на учете: восемь месяцев в году дождей в Калахари не выпадает, и за водой приходилось ездить по бездорожью за 150 миль на речку Ботети. Тем не менее здесь всегда сохранялось достаточно травы и кустов, которые давали пропитание сернобыкам и антилопам. А они, в свою очередь, позволяли существовать львам, леопардам, гепардам, гиенам и шакалам. Поскольку все хищники вели в основном ночной образ жизни, Оуензам волей-неволей тоже пришлось стать «совами» и с заходом солнца заводить свой «лендровер», чтобы не пропустить чью-нибудь охоту.

«Нас нередко спрашивают, почему мы выбрали для своих научных изысканий столь примитивные условия. Ведь есть достаточно биостанций, где в более цивилизованной обстановке ученые изучают жизнь животных, — пишет Марк.— Я отвечу на это так: сама наша изолированность, отсутствие контактов с внешним миром, общение с животными, никогда ранее не видавшими людей, делают наш опыт уникальным. Первые годы мы жили даже без радио и оружия, а посторонних встречали три-четыре раза в год, когда ездили за припасами в Маун. В отличие от других исследователей мы не стали строить даже хижины, причем это не было просто причудой. Мы хотели постоянно находиться в такой же обстановке, что и наши подопечные: зной, ветер, ливень — все поровну. Кроме того, нам довелось слышать те же звуки, воспринимать те же запахи, что и животным. Мы считали, что таким образом легче поймем тех, кто населял Долину призраков».

И вот что характерно. Читая дневники добровольных отшельников, вы не встретите жалоб на бытовые неудобства, хотя они жили почти без свежих овощей, на одних консервах. Правда, когда однажды Делия открыла ящик с кухонными принадлежностями и обнаружила там плюющуюся кобру, то, по ее собственному признанию, так завопила, что перепуганная змея исчезла в мгновение ока. А вообще, пишет она, африканские гадюки и черные мамбы не слишком досаждали им. Стоило хоть одной из них появиться в лагере, как птичья охрана поднимала неистовый гвалт и не успокаивалась, пока опасный нарушитель не был обнаружен и удален.

Первые успехи

Позвольте, но где же научные наблюдения, открытия, наконец, просто встречи со львами? Подобные вопросы могут возникнуть у нетерпеливого читателя. Всего этого у Оуензов было предостаточно. Но так уж устроена любая экспедиция, пусть даже из двух человек, что быт занимает в ней немалое место.

«К концу первого года мы могли с полным основанием сказать, что узнали кое-что новое о львах Калахари и редких бурых гиенах, — читаем мы в дневнике.— Но денег у нас оставалось 200 долларов, а об обещанной стипендии не было ни слуху ни духу. И все-таки, поверьте, отнюдь не с легким сердцем мы решили остаться в Долине призраков, пока не кончатся продукты. Мы уже потеряли счет неделям, когда жили на сортовой каше, сваренной на порошковом молоке, и похудели соответственно: я — на семь, а Марк — на 17 килограммов. Днем мы едва передвигали ноги, а ночью не могли уснуть из-за рези в желудке, вызванной, как я считаю, безденежьем».

Ради экономии бензина зоологи стали ходить за подшефными львами и шакалами пешком. И вот в одно прекрасное утро, когда, поддерживая друг друга, они вышли в обычный обход, над лагерем появился самолетик.

«Я не знаю, откуда взялись у нас силы, — рассказывает Делия, — но мы принялись плясать как сумасшедшие! Из сказочной машины вылез Норберт Драгер, врач-ветеринар из Мауна, и его жена Кейт с целой корзинкой всякой домашней вкуснятины. Возможно, болтовня за завтраком продолжалась бы бесконечно, но Марк довольно бесцеремонно достал из сумочки миссис Кейт полугодовую пачку писем, на которую мы накинулись с не меньшей жадностью, чем на домашние деликатесы. Не глядя, я вытащила из середины желтый конверт и разорвала его:

— Ура, Марк! Свершилось! Национальное географическое общество выделило нам пособие!»


Тут же экспромтом Оуензы решили послать с супругами Драгер свой первый научный отчет, обобщавший более тысячи часов наблюдений за одной из стай бурых гиен. В солидных источниках, с которыми ранее знакомились зоологи, указывалось, что гиены «изредка держатся небольшими стаями на открытой местности, причем очень трусливы и не агрессивны. Кормятся дохлятиной любого рода, которую отыскивают по ночам». Правда, другие авторитеты безапелляционно заявляли, что «когда гиены голодны, то охотятся загоном на антилоп. Но бегают плохо, и удача редко сопутствует им».

Отчет Оуензов начинался с сакраментального утверждения, будто бурые гиены вовсе не одиночные, а стайные хищники с весьма сложной «общественной системой». Взять хотя бы молодняк. В каждой стае он воспитывается в своеобразном «детском саду» — одной большой норе под присмотром постоянных самок-воспитательниц. Поскольку бурые гиены часто становятся жертвами львов, стая обязательно усыновляет сирот щенков, что бывает не так уж часто у других хищников. Молодые самцы также участвуют в заботах о младших, подкармливая своих родных и сводных братьев и сестер. Следовательно, подобно высшим млекопитающим, гиены способны отличать степень родства, что говорит об их достаточно высоких умственных способностях.


Не оставили камня на камне Оуензы и от утверждения о том, что гиены питаются исключительно падалью и не проявляют способности к коллективной охоте. Действительно, бурые гиены не в силах тягаться в скорости с антилопами. Но они и не собираются делать это, компенсируя свой недостаток в беге хитростью. Возле пасущегося стада обычно полукольцом располагается в засаде достаточно хищников, чтобы перехватить одну-две жертвы, которых вспугивают загонщики.

Первым практическим результатом того, что отчет был положительно встречен в научных кругах, явилось разрешение дирекции заказника «исследователю Марку Оуензу использовать оружие в научных целях». Для молодых зоологов это было пределом мечтаний. Конечно, они не один десяток раз сфотографировали всех членов Голубого прайда, который стал главным объектом изучения, и могли при встрече безошибочно определить их. Но выслеживать львов по следам после ночной охоты, когда приходилось покрывать не один десяток километров, было слишком трудоемким и изматывающим занятием, которое к тому же не гарантировало от промахов. Теперь они получили возможность одного за другим усыплять своих подшефных и снабжать каждого приметной биркой и «радиоошейником». Причем после долгих споров было решено распространить эту практику и на некоторые соседние прайды, чтобы быть в курсе их «дипломатических отношений».

Члены прайда, которых удалось подстеречь и усыпить, встретили украшения в виде ярлыков и ошейников удивительно спокойно, словно заранее знали, что они безвредны и необходимы людям для их исследовательской работы.

«Вообще, если кто-то считает, что наблюдение за львами дело весьма увлекательное, полное всяческих неожиданностей, — пишет Делия, — то смею заверить, что наиболее подходящим здесь будут слова «скучное и монотонное». Прежде всего нужно помнить, что львиный прайд вовсе не цирковая труппа, развлекающая зрителей. Это большая семья, придерживающаяся своего повседневного распорядка, под который вы должны подлаживаться и в котором не так уж много места для веселых забав».

Конечно, когда Голубая, самая сильная и молодая львица, пристрастилась жевать шины у «лендровера», первоначально это казалось забавным. Но после того, как Марк раз пять латал камеры, а Голубая тем не менее оставалась верной своей привычке, Оуензам пришлось пойти на непредвиденные расходы и специально купить ей в Мауне старую шину — в Калахари они на дороге не валяются. Но тут выяснилось, что Голубая согласна жевать ее только в том случае, если шину надевали на запасное колесо.

Другая подопечная, Сесси, подруга Голубой, решила, что стоящий в траве «лендровер» — идеальное средство для отработки навыков охоты. Она могла часами подкрадываться к машине, чтобы в конце концов прыгнуть на «дичь» и ударом лапы прикончить ее, причем каждый раз львица нацеливалась на бампер или задние фары. Поскольку ничего подходящего взамен для Сесси в лагере не нашлось — ведра, даже пахнущие мясом, она игнорировала, — Марк решил, что львица просто «склонна к технике» и тут ничего не поделаешь.

Конечно, все это происходило на второй и в последущие годы пребывания Оуензов в Долине призраков, входившей в охотничью территорию Голубого прайда. Зоологам пришлось проявить завидное терпение, ходить буквально на цыпочках, чтобы постепенно приспособиться к хозяевам. Главное тут, считают супруги, не делать каких-либо неожиданных, подозрительных вещей, которые могут вызвать ненужное любопытство или недовольство львов. «Звери должны свыкнуться с вами как с неизбежными, причем безвредными, элементами окружающего пейзажа. Только тогда они примут вас за своих и перестанут «стесняться». Что касается последнего, то Марк Оуенз уверен: любой лев, чувствуя на себе внимание, невольно реагирует на него, «играет на публику», что зачастую искажает результаты наблюдений».

Хирург поневоле

Жизнь в лагере Оуензов, где все протекало по заведенному порядку, действительно была бы слишком скучной, если бы не чрезвычайные происшествия, которые случаются даже в глуши Калахари.

... В то утро выбравшаяся из-под клапана спального мешка Делия первой заметила ярдах в трехстах фигуру льва, тащившего выбеленный солнцем скелет сернобыка. В бинокль зоологи разглядели, что хищник был до предела худ. «Живые мощи», — пробормотал Марк. Обычно львы оставляют без внимания голые кости, но этот, видимо, дошел до точки, раз польстился на них.

Зоологи сели в машину и медленно направились к незнакомцу. «Да ведь это же пропавший Бородач!» — вырвалось у Марка. Действительно, это оказался старый лев из Голубого прайда, который исчез с месяц назад. Но в каком жалком состоянии он находился! Ребра выпирали, кожа свисала с боков, как на порванном барабане. Короче, Бородач явно был на грани голодной смерти.

«Стоило подъехать нам вплотную, — пишет Делия, — как лев, глухо ворча, бросил скелет и заковылял к акациям. Вблизи вид у него был еще ужаснее. Морда, шея и лопатки были утыканы иглами дикобраза, очевидно, причинявшими несчастному немалую боль. Подойдя к деревьям, он тяжело рухнул на песок.

Марк выстрелил шприцем со снотворным, которое подействовало молниеносно. После этого мы приступили к осмотру, попутно удаляя застрявшие в шкуре колючки. Когда мы закончили, стало уже темнеть. Можно было возвращаться обратно, но Марк никак не мог вытащить обломок особенно толстой иглы, торчавший под коленом на задней правой лапе. Он пробовал подцепить его кусачками, но слишком короткий конец каждый раз выскальзывал.

В конце концов при свете фонаря мы разглядели, что это была не колючка, а сломанная кость. Бородач где-то ухитрился повредить ногу. Прайд бросил его. Чтобы поддержать жизнь, он рискнул напасть на дикобраза, чем увеличил свои страдания. Но вот что странно: ради чего он тащился по пустыне к лагерю? Неужели рассчитывал на помощь человека?»

Травма была слишком тяжелая, но Марк все же решил попытаться спасти своего пациента. В лагере он собрал все нашедшиеся «хирургические инструменты» — кусок ножовки, бритву, иглу и толстую леску.

Когда он приступил к операции, уже спустилась ночь. Марк вскрыл и тщательно продезинфицировал рану, отпилил кончик расщепленной кости. Затем аккуратно сшил порванные сухожилия и кожу и привязал к ноге кусок доски. Напоследок он ввел льву большую дозу антибиотиков.

Утром оперированный еще оставался без сознания. Когда он очнется, ему прежде всего потребуется еда. Поэтому Марк застрелил антилопу и положил ее под голову Бородача. А Делия устроилась поблизости с ружьем, чтобы отгонять шакалов и гиен.

И чудо свершилось. Днем лев съел несколько кусков мяса, а затем опять задремал. Однако к вечеру силы вернулись к нему, и он встретил своего спасителя предостерегающим ворчанием. От антилопы осталось меньше половины. Было ясно, что завтра ему понадобится что-нибудь посолиднее. Поэтому Марк отправился на охоту и скоро вернулся с крупным сернобыком.

Тут произошло второе чудо. Когда охотник подтаскивал на цепи тушу к акациям, где лежал лев, тот встал и заковылял навстречу. На всякий случай Марк вскинул ружье, но Бородач не обратил на него никакого внимания. Вцепившись клыками в тушу, то и дело падая, он стал помогать тащить быка к своей площадке. Вся эта процедура заняла не менее полутора часов. Лев, конечно, испытывал страшную боль, но не бросил своего занятия, пока не свалился под облюбованной акацией.

Утром и вечером Оуензы приглядывали за Бородачом, когда он вставал на кормежку, осторожно поджимая поврежденную лапу. На девятый день лев исчез. Под акацией осталась лишь изгрызенная доска-шина. Палата «скорой помощи» могла прекращать свою работу, поскольку пациент «выписался» по собственному почину.

«Три недели спустя мы шли по следу гиены, когда внезапно наткнулись на отпечатки лап взрослого льва. Поскольку дело было на заросшем кустарником склоне холма, Марк решил на всякий случай выяснить, не забрел ли к нам чужак. Следы на песке стали глубже — очевидно, зверь преследовал какую-то добычу. А вот и развязка мимолетной драмы буша — пропитанный кровью песок и кучка игл дикобраза. Мы прошли еще немного по гребню и обнаружили сидящего льва, вглядывавшегося в покрытую дымкой долину. Привычная картина вечной Африки. Но тут лев повернул голову, и мы увидели бирку под номером семь. Это был Бородач. Он заметно прибавил в весе и ничем не походил на беспомощный скелет, который мы выхаживали.

По законам жанра мне, видимо, следовало расписать, как он ластился к своим спасителям. Но чего не было, того не было. Бородач безусловно узнал нас, но единственное, что он сделал, так это отвернулся с безразличным видом. Что ж, в здешнем мире это вполне могло сойти за проявление вежливой любезности: «Вам хочется посидеть здесь, милости просим. Места всем хватит». Наконец Бородач поднялся и медленно удалился, слегка прихрамывая».

Львиные будни

Большинство наблюдений Оуензов приходилось на дождливый сезон, поскольку в сухое время вся живность исчезала из окрестностей Долины призраков. Чтобы вести работу круглогодично, нужен был самолет, но где взять денег? Статьи в научные журналы, которые изредка посылали они, едва окупали почтовые расходы. И вдруг Марк получил от доктора Рихарда Фауста, директора Франкфуртского зоологического общества, неожиданный запрос: обществу хотелось бы знать номер пилотского удостоверения Оуенза. Ученым мужам и в голову не могло прийти, что вся скрупулезная работа двух американских зоологов проделана на земле, причем большей частью пешком. У Марка оставался один выход: срочно научиться летать, что он и сделал, отправившись в Йоханнесбург, где на последние деньги в течение шести недель овладел искусством управления легкокрылой машиной.

После этого Оуензы получили от Зоологического общества чек для аренды самолета. Теперь можно было осуществить самые смелые планы. А именно — переметить с помощью радиоошейников все львиные прайды в заповеднике и составить карту их круглогодичной миграции.

«Каждое утро Марк поднимал в воздух нашу «Сессну», часами прочесывая сухие речные долины, заросли акаций и поросшие кустарником холмы, — рассказывает Делия.— Первую добычу я заметила в приметной своей прямоугольной формой рощице акаций, после чего мы направились к себе в лагерь. Там я в считанные минуты уложила все необходимое в машину и помчалась обратно. Марк должен был прилететь позже, когда проверит немного забарахливший мотор. До рощицы я добралась безо всяких приключений, достала лопату и, напевая какую-то песенку, стала расчищать посадочную площадку.

Выровняв трехсотфутовую полосу, я решила вернуться к машине. Но не тут-то было. Почти вдоль всей площадки через равные промежутки, словно часовые, сидели львы. Это были чужаки, причем, судя по их заинтересованному поведению, еще ни разу не встречавшиеся с человеком.

Удовлетворять их любопытство у меня не было никакого желания. Поэтому, напустив на себя независимый вид, я решила сделать полукруг побольше, чтобы обогнуть львов и добраться до машины. Прогулочным шагом, опираясь на лопату, я направилась вправо от посадочной площадки. И тут же ближайшая ко мне львица поднялась и пошла следом. Я остановилась и стала в упор глядеть на нее: Та лениво отвернулась и зевнула. Тем временем к нам начали подтягиваться и остальные члены прайда, постепенно освобождая путь к машине. Когда вся эта прелестная компания собралась более или менее поблизости, я отважилась на прорыв. Подняв над головой лопату и непрерывно крутя ею, как пропеллером, я с криком «ура!» твердыми шагами пошла к «лендроверу».

Мой маневр вызвал у львов недоумение. Они уселись на песок ярдах в тридцати и, вытянув шеи, словно зрители в цирке, пытались осмыслить происходящее. По мере того как я следовала мимо, они синхронно, подобно радарам, провожали меня глазами. Все вроде бы шло хорошо, но тут вдруг решила проявить активность первая львица и широкими шагами двинулась прямо ко мне. Краем глаза я прикинула расстояние до спасительного «лендровера». Шагов двадцать. «Любопытная» настигнет меня раньше.

И, тогда забыв всю свою высокомерную гордость примата, я с криком запустила в львицу лопатой, а сама на одном дыхании домчалась до машины и захлопнула дверцу. Та с ловкостью жонглера поймала лопату и принялась деловито обнюхивать ее. Потом, когда прайд укрылся в тени акаций, она последовала туда же, не забыв прихватить и свой трофей, который чем-то, надеюсь, не запахом человека, поразил ее.

Когда через полчаса приземлился Марк, его первыми словами были: «Молодец, старушка, что не дала разбежаться этим сорванцам!»

В этот день Оуензы надели ошейники с передатчиками на нескольких львов из нового прайда.

Никто из зоологов не предполагал, что трагическая засуха 1978 года предоставит им уникальный случай изучить ее влияние на львиное поголовье Калахари. Дожди в тот год кончились слишком рано. Солнце быстро выжгло траву, а налетевший горячий ветер поднял в воздух раскаленный песок. Днем температура держалась в тени около 50 градусов по Цельсию, а ночью падала до 14. Акация, служившая пищей антилопам, вообще не зацвела. Порывы ветра выдули всю траву с пастбищ, оставив лишь редкие жесткие стебли и сделав землю похожей на старую вытертую щетку. Каждое утро, как только поднималось солнце, зной становился нестерпимым. За 20 месяцев в Долине призраков выпало всего четыре — вместо обычных пятнадцати — дюйма дождя. Калахари превратилась в серую бесконечность, смыкавшуюся на горизонте с таким же серым безжизненным небом.

«Мы старались почти не двигаться, — вспоминает Делия, — а в самые жаркие часы спасались на мокрых брезентовых носилках, поставленных в палатке. Мы потеряли счет дням, и порой казалось, что мы переживаем уже шестую или седьмую засуху подряд. Словами просто невозможно передать, как мы ненавидели жару, представлявшуюся нам гигантской пиявкой, высасывающей жизненные силы. От того, что мы сильно похудели, кровь не грела и ночью мы все время дрожали в ознобе. Но еще оставалась работа, которую мы пытались делать через «не могу».

В самой Долине призраков, по словам Делии, встречались лишь редкие птицы да мыши, число которых убывало день ото дня. Немногие оставшиеся антилопы, подобно привидениям, бродили по окрестным холмам, пытаясь копытами выкапывать корни растений. Но больше всего поражали жирафы, которые стояли, широко расставив ноги, на месте высохших озерец, словно часовые, готовые отдать жизнь, но не отступить ни на шаг.

Голубой прайд также оказался жертвой засухи. Отощавшие львицы, разбившись на пары, охотились в зарослях кустарника на холмах. Теперь они уходили на 40—50 километров от места своего обитания, увеличив охотничью территорию в 10—15 раз. И все-таки хищники в период засухи находились в привилегированном положении. Изредка им удавалось поймать антилопу, но в основном они кормились дикобразами, кроликами, птицами и даже мышами. Львы обходились без воды в течение девяти месяцев прежде всего за счет жизненных соков своих жертв. Животы у них, казалось, присохли к хребтам, они всё время облизывали губы, видимо, пытаясь этим смягчить жажду. Кстати, львицы больше не делились добычей со львами, и тем приходилось самим заботиться о пропитании.

Наблюдая за львами, ставшими кочевниками, Оуензы неожиданно обнаружили, что прежние законы львиного мира перестали действовать. Чужие львицы нередко охотились вместе и так же вместе подкармливали малышей, не обращая внимания, чьи они.

Весьма показательным в этом плане был случай, с которым зоологи столкнулись в Долине призраков. Там осталась единственная львица — Голубая, причем шли месяцы, а она не уходила, словно выполняла миссию хранительницы очага. Шкура у нее местами облезла, десны кровоточили, а талия напоминала осиную. Она часто стояла на вершине холма и протяжно выла, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону.

Загадка Голубой раскрылась в то утро, когда Оуензы обнаружили ее играющей с двумя довольно большими львятами, которых, без сомнения, кто-то из матерей принес туда ночью. Со стороны все это выглядело так, как если бы Голубой и вправду была поручена забота о потомстве прайда, и поэтому она не покидала привычное место. Проходил день за днем, состояние львицы ухудшалось, а вот львята выглядели лучше. Это могло объясняться только одним: кто-то приходил и подкармливал их, поскольку сама опекунша была на это не способна.

По данным Оуензов, поскольку львы оказались вынужденными уходить за границы заповедника, не менее трети их было убито на чужой территории. Если подобная засуха повторится и львам не будет оказана помощь, для Калахари это может стать роковым...

В середине октября 1980 года Марк Оуенз заметил на горизонте темную тучу. Вскоре к ней прибавилась вторая, третья... Хлынул дождь. Зоологу удалось наблюдать, как почти весь Голубой прайд собрался на своем старом месте. Рядом с Голубой жадно лакал из первой увиденной в жизни лужи львенок Бимбо.

«Вечером мы подъехали на машине к месту ночевки прайда, — пишет Делия.— Хотя Бимбо был уже 200-фунтовым львенком с зачатками гривы, он с детским любопытством первым примчался к нам и, привстав на подножку, бесцеремонно сунул голову в окно. Его нос и усы были в нескольких дюймах от моего лица, и я увидела, что в его глазах отражается бесконечная пустыня, его родной дом».

По материалам иностранной печати подготовил С. Барсов

Журнал"Вокруг Света"
№2 (2544), Февраль, 1986 г.